adaid.ru

Не надо думать, что та или иная внутренняя картина болезни, реакция на нее или переживание недуга представляют собой некое статичное состояние. Нет, они могут подвергаться определенным изменениям, определенной трансформации. Это зависит от многих факторов, наверное, важнейшими из них являются динамика самой болезни, характер ее течения, выраженность возникших нарушений в органах и системах.

Вот, например, довольно типичные превращения внутренней картины болезни при таком заболевании, как инфаркт миокарда. Самый первый этап болезни с ее внезапностью представляет собой тяжелейший стресс — и физиологический, и психический.

И на первый план в этот период выступают витальные эмоциональные реакции страха смерти. По миновании острейшей фазы и прекращении болевого приступа непосредственный сиюминутный страх смерти как бы отходит на второй план и первое место в психическом переживании начинают занимать страхи и опасения, что все может в любую минуту повториться.

Превалируют явления настороженности, больной прислушивается к малейшим неприятным ощущениям в области сердца. Страх угрозы собственному существованию начинает носить не витально-эмоциональный (как бы животный) характер, а более рациональный.В дальнейшем же, когда состояний явно улучшается, приступы не повторяются, в психике больного главенствующее место начинают занимать мысли о том, насколько болезнь скажется на его судьбе: на карьере, служебном и семейном положении.

При этом возможно возникновение различных невротических реакций с депрессивными явлениями — настроение больного постоянно понижено, он неохотно общается с окружающими, старается избегать встреч с сотрудниками, желающими посетить его.При хроническом течении заболевания, недостаточной эффективности его лечения создаются условия для того, чтобы у эмоционально-лабильной личности, у человека с проявлениями интровертности могли возникать такие типы внутренней картины болезни, которые характеризуются тревожностью, мыслями о наличии у него чего-то очень опасного для жизни. Тут тоже очень часты депрессивные реакции.Рецидивный характер течения болезни (например, периодические обострения язвенной болезни желудка) может, с одной стороны, также приводить к развитию представлений о каком-то очень грозном, но не распознанном еще врачами заболевании, с другой — к недооценке имеющихся симптомов с пренебрежением советами врачей: «Подумаешь!

Все это уже не раз было и обходилось, иногда даже и без всякого лечения».На особенностях формирования внутренней картины болезни могут сказываться и различные обстоятельства, связанные с проведением диагностических мероприятий в стационаре или поликлинике. Например, назначение все новых и новых исследований некоторые больные могут интерпретировать как явные признаки поисков чего-то страшного:«Ведь вот Петрову сделали одно лишь рентгеновское обследование и успокоились, а мне каждый день что-нибудь новое производят — наверно, все это неспроста!

» И такой больной начинает приглядываться да прислушиваться к мимике и словам не только врача, но и медсестры и санитарки, стараясь уловить что-то «подозрительное», свидетельствующее о серьезной угрозе его здоровью.Можно было бы многое рассказать об определенных особенностях формирования внутренней картины болезни в зависимости от тех ограничений в свободе поведения человека, которые вызываются характером самого заболевания. Возьмем хотя бы больного, у которого периодически возникают пароксизмы тахикардии (то есть внезапного резкого учащения пульса): все, казалось бы, хорошо, пульс ритмичен, 70 ударов в минуту, и вдруг после какого-то физического или психического напряжения появляется такое сердцебиение, что и сосчитать пульс невозможно (150—180 в минуту), при этом возникает резкий общий дискомфорт.

Ряд таких больных как бы постоянно, особенно в первое время после появления приступов, живут в страхе перед повторением их. Они прислушиваются к своим ощущениям, часто проверяют пульс, их настроение постоянно снижено.А сколь тяжело на психической сфере может сказаться развивающаяся глухота или слепота.

Вспомним хотя бы Бетховена, к которому довольно рано стало подкрадываться прогрессирующее снижение слуха, приведшее в конце концов к полной глухоте. Своей знаменитой Девятой симфонией он дирижировал, будучи уже полностью глухим, и не услышал шквал аплодисментов после ее окончания. И лишь тогда, когда его повернули лицом к публике, он увидел свой триумф.

На склоне лет он писал: «Я еще юношей вынужден был отказаться от людского общества и вести одинокую жизнь. Если иной раз я и пытался преодолеть это, каким жестоким испытанием было для меня всякий раз подтверждение моего увечья».