adaid.ru

…В один из зимних дней 1978 года профессор-терапевт был вызван на консультацию в районный центр к матери врача. Женщина несколько лет страдала желчнокаменной болезнью. В последнее время приступы болей участились, и больная была оперирована приглашенным из Москвы хирургом-профессором.

К сожалению, на второй или третий день после операции развилось осложнение — появилась картина желчного перитонита — полная атония кишечника, желтуха, повысилась температура. Больную оперировали повторно, наблюдалось некоторое улучшение, однако температура не падала, в связи с чем и был вызван на консультацию терапевт.

В район терапевт приехал к вечеру — путь неблизкий, дорога зимняя, опасная. Больную он нашел в тяжелом состоянии — живот значительно вздут, перистальтика не слышна, пульс за сто ударов в минуту, артериальное давление низкое.

Каких-либо воспалительных явлений в легких и признаков поражения других внутренних органов не оказалось. Тяжелое состояние было обусловлено распространенным желчным перитонитом.

В течение ночи и следующего дня врачами проводилась самая активная терапия — вводили большие дозы антибиотиков, предприняли меры к стерилизации кишечника, проводили активную дезинтоксикацию. Днем больной, казалось, стало лучше — несколько снизилась температура, улучшилось самочувствие, уменьшилось вздутие живота, реже стало сердцебиение. Однако к ночи состояние резко ухудшилось — температура подскочила до 41 градуса, появилась резкая тахикардия, стало падать давление.

Около 12 часов ночи врачи перешли на капельное внутривенное вливание норадреналина на 5%-ом растворе глюкозы, добавили туда унитиол, кокарбоксилазу, витамины, гидрокортизон, антибиотики, обложили ее холодными грелками (температура все время держалась выше 40 градусов).Профессор дал указание продолжать эту терапию, вводить ежечасно сосудистые средства и ушел на часок передохнуть.

Вернулся к больной он около двух часов ночи. Картина, которую он увидел, настолько его поразила, что спустя много лет он помнит ее в мельчайших подробностях.Больную перевели в небольшую отдельную комнатушку.

Ее освещала тускловатая лампочка, свисавшая с потолка на голом проводе. Прямо под лампочкой стояла койка с больной. У изголовья склонилась невестка, с левой стороны, поглаживая руку матери и молча глотая слезы, стояла дочь, а с правой, в той же позе, сын, тот самый врач, который пригласил терапевта на консультацию.

Никого больше — ни врачей, ни среднего медперсонала — не было.Профессор ужаснулся и почти непроизвольно закричал:— Что же вы делаете, почему прекратили процедуры?!Больная взглянула на терапевта и тихо сказала:— Сынок, прошу тебя, оставь меня, не мучай больше.У ее сына задрожали губы, он стал что-то тихо говорить ей, продолжая поглаживать руку…Только очень глухой к чужому горю человек не понял бы, что в эту минуту здесь не поможет никакая медицина и все врачебные процедуры уже лишние.

Было предельно ясно, что больная угасает, что ей остались считанные часы и любые наши процедуры в условиях районной больницы не в состоянии приостановить приближающуюся катастрофу. И было бы кощунством в такую минуту говорить об эвтаназии, неприемлемости отказа от борьбы.

Не говоря ни слова, врач вышел из комнаты. Больная умерла примерно через час.-Конечно, наверное, с точки зрения высокой медицины и врачебной морали терапевта нельзя понять и простить.

Но с точки зрения человечности, может быть, и можно?..В последние годы идет развитие учения об эвтаназии. Мы уже говорили, что в настоящее время многие ученые и юристы различают активную (или позитивную) и пассивную (или негативную) эвтаназию.

Кроме того, имеются попытки выделить ряд пограничных понятий — дистаназии, ортотаназии и ятротаназии.